Николая Дежнёва (Попова) хорошо знают в США, Франции, Германии, Италии, Испании, Голландии, Норвегии, Греции, Польше, Бразилии и Израиле. У нас же — «…нет пророка в своём отечестве». В России Дежнёв пока остаётся в статусе «неплохого автора». Его произведения пытались «раскручивать» такие зубры издательского мира, как «Молодая гвардия» (аж в 1987 году), «Вагриус» (в 1995-м и 1997-м), «АСТ» (в 2000-м). Не вышло! Точнее, не вышло так, как этого заслуживает писатель. Сейчас — второй виток: Дежнёва взялись издавать «АСТ» (сборник рассказов «Прогулка под зонтиком») и «Махаон» (роман «Анна и падший ангел», кстати, заголовок предложили немецкие издатели, заменив им при переиздании «камерный» заголовок «В концертном исполнении»).
Дорогой золотник всегда оказывался малым. Но словно по жизненному принципу одного из созданных им гротесковых героев — «…тише будешь — дальше едешь», — он значительно опередил конкурентов, «обрабатывающих то же литературное поле». И тут Остапа по…: «…поле, на котором возделывается строго сюжетно организованный текст с разрывающейся сочным плодом в финале развязкой, взращивается романтический полусказочный герой, наливающийся тончайшими образными оттенками в фабульном многоцветье на фоне точного, подчас ухмыляющимся вредителем вгрызающегося в корневище, простого языка…» и т.д.
НИКОЛАЙ Дежнёв (Попов), в члены Союза писателей вступивший только для того, чтобы была бумажка, заменяющая долгие объяснения о роде занятий, по-моему, соткан из доброй иронии. По отношению к миру, в котором он живёт третью, литературную, жизнь после «ооновской» и «инженерной». По отношению к себе. «Я родился тихим солнечным утром, — пишет он, — 18 мая 1946 года в Москве, родился русским, беспартийным, без вредных привычек и особых примет. Мои родители, люди сильные и жизнелюбивые, много работали, поэтому растила меня моя тётя, посвятившая мне свою жизнь. Я посвятил ей всего лишь роман. Детство моё было долгим и счастливым и закончилось с поступлением в МИФИ, где на первых порах пришлось упираться. Физиком я не стал, но институт научил меня бороться и работать до седьмого пота. Успешно его закончив, я распределился в «ящик», где достаточно скоро разругался со своим руководителем, профанировавшим науку. Один из нас должен был уйти, и профессор остался, а я, в компании с принципиальностью и чистой совестью, оказался на улице. Только тут я задумался о будущем и, следуя совету друзей и примеру Альберта Эйнштейна, пошёл служить в патентное ведомство, которое и покинул через пять лет, пробившись на элитарный факультет экономистов-международников Академии внешней торговли. В 1980 году я закончил академию с красным дипломом и стал работать в Госкомитете по науке и технике, ГКНТ, занимался многосторонним международным сотрудничеством. В начале 1983 года подписал свой первый контракт с ООН и уехал вместе с женой и сыном работать в Вену, где мы прожили шесть лет. В 1989 году вернулся в ГКНТ и на протяжении десяти лет был свидетелем, как методично разрушали эту эффективную и полезную структуру. Осенью 1991 года мне крупно повезло: я попал под очередную реорганизацию и, как один из лучших и самых опытных профессионалов, был уволен, что дало возможность в полной мере заняться литературой. В 1993 году я вернулся на государственную службу налаживать сотрудничество с одной из крупнейших научно-технических программ Европы, а в 1998 окончательно бросил это занятие, поскольку перестал понимать, зачем все это нужно и кому служу.
Кстати, именно из-за службы был выбран псевдоним. Чтобы не согласовывать все, что публикуется сотрудником ООН (такие были требования), Николай Попов поменял имя. Оглядывая географическую карту вдруг остановился на мысе Дежнёва. Но сегодня на обложках в скобках — настоящая фамилия. Вот, опять же, и с псевдонимом у него тоже интрига! Добродушные, с хитроватым прищуром глаза выдают его характер, который, словно в зеркале, отражается в его книгах: всё, казалось бы, просто, но, оказывается, с такой хитрецой, с таким, кстати, не всегда ироническим, а чаще именно философским, подвохом! В этом и особенность его произведений, в этом же — их сложность. Случилось, даже специалисты запутались. Вот как об этом рассказывает сам автор: «В 2000 году в издательстве ACT вышел мой роман «Русский синдром. Одиссея шпиона Калошина», написанный как сатира на наше общество и методы работы бюрократии и разведок мира. Роман, к сожалению, был позиционирован как обыкновенный остросюжетник. А жаль, текст предназначался людям думающим, кто не прочь посмеяться, в том числе и над собой». В прочем АСТ выдало тогда роману «Русский синдром» огромнейший аванс: «… книга, претендующая с момента написания на статус «культового романа»… высокий стиль шпионской литературы … соответствие лучшим традициям жанра …». Много восторгов, разделить которые по отношению именно к «Русскому синдрому» согласится не каждый. Я тоже считаю, что этот роман стоит не на вершине творчества Николая Дежнёва, значительно уступая романам «В концертном исполнении» (новое название в готовящемся переиздании, повторю, — «Анна и падший ангел») и, в особенности, «Год бродячей собаки». Издательство «Махаон» прекрасно весной издало «Год…», в начале 2003 представит «Анну…». Видимо, эти, книги и определяют популярность Дежнёва и появление нового действительно культового автора, произведения которого в сюжетном отношении не только не уступают, но и превосходят ранние акунинские (выбираю именно это сравнение только по критерию общеизвестности) опусы. «Может показаться удивительным, — словно комментирует комплимент Дежнёв, — но уже в юности, не написав ни строчки, я знал, что буду писателем, и чувство это меня не обмануло». Он стал замечательным автором, полагающим, что любые литературные тусовки вредят творчеству: «Писатель должен писать одиночкой. Если он берётся за что-то ещё, то он просто изживает себя».
Его уже сравнивали, как водится, с классиками. За рубежом в основном с Кастанедой и Маркесом (до сих пор, однако, не пойму — почему?). Наши специалисты более находили общего с Булгаковым. Что, наверное, ближе к истине. Это, кстати, к разнице восприятия текстов в зависимости, видимо, от среды обитания и среды чтения. Дежнёв лесть критиков с неизменной улыбкой принимает за «…скудость вокабуляра», но на звание «второго Булгакова» претендует, кажется, без смеха. И справедливо. Ему действительно духовно ближе Булгаков. Общий тон повествования в «Годе бродячей собаки» — словно создан по модели «Мастера и Маргариты». Схожи и фабулы: фаустовский герой в поиске между добром и злом, женщиной и собственным определением, обществом, умело вплетённая религиозная линия, вмешательство свыше, судьба, превращение, сказка с философским финалом… Роман «Анна и падший ангел» (прошлое название «В концертном исполнении») в большей степени соответствует представлению о западном психологическом романе. Наверное, поэтому он получил такую популярность за рубежом. Элементы нескольких жанров настолько плотно переплелись в нём и так плотно сжали сюжет, что в сознании читателя он раскручивается неожиданно и резко, словно сдавленная пружина. Однако для некоторых читателей первого издания произведения эта пружина так и осталась сжатой. Дежнёв сетует: «Первый вариант романа «В концертном исполнении» был написан в 1979 году. В опубликованном «Вагриусом» в 1995 и 1997 годах тексте от него практически ничего не осталось. Как теперь представляется, образы жили во мне больше десяти лет, чтобы в ходе вынужденного отпуска выплеснуться разом на бумагу».
У романа оказалась счастливая судьба: на одной из Франкфуртских ярмарок его купило американское издательство «Даблдей» и тут же, не отходя от собственного стенда, продало права ещё в десяток стран, так что теперь, если придёт охота, его можно полистать на десяти языках. Возможно, такая же судьба и у предполагаемой трилогии. Но, наверное, рано об этом, ведь впереди — оживление образа, служащего тёмным силам — самое сложное для Дежнёва после ангельски положительного героя и героя мятущегося.
В издательстве «Махаон», заботливо оберегающем Дежнёва как открытие и «особого автора» (его произведения даже нарушили концепцию выпуска серии «Современная классика», где до этого печатались лишь зарубежные прозаики с мировыми именами — Фаулз, Эмис, Хосе Села, Кэрролл, Мейлер и другие), полагают, что Дежнёв может стать «своеобразной отправной точкой» для выпуска лучших книг современной русской прозы.
В «АСТ» же на днях должен v выйти сборник «Прогулки под зонтиком», состоящий из четырёх ранее публиковавшихся в журналах рассказов и небольшого романа «Игра в слова». Последний, по мнению автора, в определённой мере является «…чисто литературным экспериментом. Там всё построено на смысловой игре. Меня всегда привлекала разработка идеи — автор как один из создаваемых персонажей. Но эта линия развита тоже на, условно говоря, филологическом фоне, на плетении словес».
Он, в угоду философским и справочным изданиям (по его выражению, полезным книгам), не читает беллетристики, практически не знает современной литературы и, надо заметить, не печалится по этому поводу. «Я очень плохо знаю этот мир, поэтому мне приходится выдумывать свой», — говорит писатель. Просто создаёт его (мир) и её (литературу) сам. «Я этот мусор не читаю, я его пишу», — шутит он, хотя серьёзно высказывает свои опасения о чернухе. «Надо дать читателю что-то такое доброе, хорошее, чтобы он в мыслях развлёкся, отдохнул, что ли… На своём уровне я пытаюсь сделать это». Он пишет, зная, что его читатель (который поймёт и оценит) это в идеале — лишь один процент населения страны! Его любимый автор — Леонид Андреев, а «Роза мира» — до сих пор вызывает восхищение. Да ещё Трифонов в особом его почтении. Может, близкая писательская точность. Дежнёв никогда не ошибается в текстах и никогда не переделывает сданные рукописи. Впрочем, была ошибка, была, была: «Кальвадос» вдруг стал вином.
…Пишет… Причём, бывает, в обитой железом бытовке (может, вахтовке?), где ему никто не мешает. Редкая газета оказывается на столе прозаика. Но номера «Литературной России» обещал, особенно интересуясь пограничными вопросами естествознания, прочитать от и до. Наверное, оформит и подписку, ведь в следующих номерах…
Владислав ИВАНОВ